Половина страны живет, понимая, чем занимаются люди на спецоперации, а половина — так, как будто ничего не случилось. В промышленности происходит то же самое.

Председатель правления делового клуба «СЭР», генеральный директор по развитию ОАО «НИИ электронных приборов» Валерий Эдвабник заявил, что сегодня перед предприятиями ОПК стоят две ключевые задачи: ни в коем случае не допустить срыва госзаказа и при этом руководителям желательно не сесть в тюрьму.

— Сегодня все предприятия, которые работают по гособоронзаказу, испытывают колоссальное давление. Ужесточение идет со всех сторон, предостережения сыпятся даже из тех инстанций, от которых не ожидаешь. При этом чем больше кооперационных связей ведут вниз, тем больше шансов провалить ГОЗ.

Мы долго «занимались имортозамещением» и наворотили таких дел, что страшно. Предприятия министерства электронной промышленности делали междусобойчик и занимались тем, что им нравилось, а насколько это нужно производителям приборной базы — никто не интересовался.

Тем не менее, когда в 2022 году нашу оборонную промышленность клюнул жаренный петух, выяснилось, что импортозамещение прошло под странным флагом: целые заводы — «Миландр», «Геликонт» — сказали, что «освоили выпуск современных микросхем конденсаторов и т.д., но не совсем». Оказалось, что основу они по-прежнему покупали у американских фирм, расположенных в Тайване. И внезапно все остановилось. Сейчас они предпринимают героические усилия, и у них можно заказать нужную нам продукцию, но срок исполнения заказа составит 12 месяцев со дня стопроцентного авансирования. Забугорная база по-прежнему добывается, в том числе из Тайваня, просто выросла цена, осложнилась логистика, но это все можно достать.

Но в целом электронная оборонка сейчас занимается работой, которая характеризуется новым термином — «переконструирование». Кто будет терпеть 12 месяцев со дня полной проплаты? Поэтому брошен новый клич: «Ребята, возвращайтесь назад!» Есть у вас документация на импортной базе — заменяйте ее, переконструируйте.

Начали работать, и сразу возникли два вопроса. Первый — а кто за это заплатит? Нам в ответ: «Ребята, вы что, не патриоты?» На мой взгляд, вопрос убийственный. Если уж оборонщики не патриоты, то кто тогда? В итоге получается, что денег на переконструирование нет.

Второй вопрос: кое-что из того, что мы применяли со времен царя Гороха, до того как перешли на импортную базу, уже снято с производства. Можно искать виноватых, но я работаю в оборонке с 1971 года и точно могу сказать, что оборонщики никогда этого не делали. Они искали варианты, а не обвиняли.

Мы сталкиваемся с массовыми отказами в работе с оборонкой со стороны частных предприятий. Объясняю — почему. Чтобы мы не воровали деньги из бюджета по каждому заказу, есть идентификатор, который окрашивает деньги. Они пойдут только по тому пути, что предусмотрен в схеме кооперации, и их нельзя потратить на другие цели. Ребята из частного сектора не приемлют расчет «крашеными» деньгами, так как они превращаются в наличные только после выполнения заказа в виде полученной прибыли.

Задачи перед ОПК стоят такие же, как и стояли, только сейчас их выполнять стало гораздо сложнее. Сроков нет, финансирования НИОКР практически нет. Преференция одна — освобождение от мобилизации сотрудников, но даже это не позволяет решить проблему с кадрами, в том числе из-за не самой высокой зарплаты. Мы можем ее прибавить, а кто тогда будет финансировать науку?

Выход из этого положения, как всегда, один: его нужно искать самим руководителям предприятий. Другой дороги пока нет. Я благодарен коллегам в Новосибирске, к которым я обращался в последнее время, и они были готовы подставить плечо в части кооперации. Я считаю, на региональном уровне благодаря действиям региональной власти, деловым контактам в обществе мы решаем задачи гораздо быстрее, чем в масштабах страны. Из этого я делаю очень опасный вывод, что в регионах патриотов гораздо больше, чем в центральной власти.